Пантеистическая лирика. Художественные особенности лирики тютчева

МОУ «Нижнее-Талицкая основная общеобразовательная школа»

Реферат

Работу выполнила Вяткина Анастасия

ученица 9 класса

Учитель: Онучина М.А.

д.Н-Талица, 2009год

IВведение…………………..………………………… ……........3

II Основная часть

1."SILENTIUM…" ………………………………………...…….5

2. Тема природы в творчестве Тютчева.

Характеристика стихотворения "Весенние воды"…………7

3. Стилистика Тютчева……………………………..………….10

4. Поэтический мир поэта……………………………………...13

5. Тютчев - поэт любви. Е. А.Денисьева в его жизни.……….16

III Заключение

Критика творчества Тютчева…………………….….………20

Почему творчество Тютчева современно и сейчас?

Есть ли у него последователи в ХХ веке?…………………….22

Фотопортрет…………………………………………………….23

^ IVСписок литературы …………………………...…..….........24

Своеобразие лирики Ф.И.Тютчева

I Введение

Чем чаще мы знакомимся с разными поэтами, тем больше понимаем, что каждый из них имеет свой почерк и представление о жизни.

У каждого большого художника слова есть индивидуальные приёмы словесного отбора, свой синтаксис, своя философия. И так, как мы узнаём голос знакомого человека, нам кажутся понятными и узнаваемыми строчки совершенно незнакомых нам стихов. В авторстве трудно ошибиться. "Что же нам помогает ощутить "знакомое"? Интуиция? Но интуиция должна на что-то опираться.

Этой опорой являются творческое своеобразие и тот особенный мир души и ума, которые и отличают именно этого поэта или писателя-прозаика. У каждого из них свой "почерк". И мы никогда не перепутаем стихи А. Пушкина и М. Лермонтова, С. Есенина и А. Ахматовой, А. Блока и Н. Некрасова.

У лирики не только свой мир чувств, но и свой язык, то есть средства, которые передают от человека к человеку (от писателя к читателю) мысли и ощущения, на уровне запаха воспринимаемые образы и картины. Зачастую это происходит помимо логики, причём передаче не мешает ни время, ни пространство.

Совершенно не похож ни на кого замечательный русский поэт Ф. И. Тютчев.

Стилистика его рассчитана на то, чтобы его читатели ощутили и в себе тот бесконечный Космос, который живёт в тютчевской лирике, глубинный (порой до бездны) мир человеческой души.

Язык стихов поэта Ф. И. Тютчева и его стилистика весьма своеобразны и заслуживают непосредственного внимания.

^ Любителям поэзии хорошо известно четверостишие Ф. И. Тютчева, которое он написал на последнем десятке своей долгой, полной событиями жизни:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить;

У ней особенная стать -

В Россию можно только верить

Трудно, да, пожалуй, и вряд ли возможно измерить этим "аршином общим" и сам жизненный и творческий путь великого поэта. Даже самые близкие Тютчеву люди часто теряли всякую возможность понять его мятущуюся душу.

"Он мне представляется одним из тех изначальных духов, таких тонких, умных и пламенных, которые не имеют ничего общего с материей, но у которых нет, однако, и души. - Так записывает о нём свои впечатления старшая дочь поэта Анна Фёдоровна, наиболее близкая ему по мыслям и чувствам. - Он совершенно вне всяких законов и правил. Он поражает воображение, но в нём есть что-то жуткое и беспокойное…"

Творение поэта очень разные: он вкладывает в них все свои мысли и чувства, правда, сам Ф. И. Тютчев относился к своим созданиям несерьёзно, записывая стихи на клочках бумаги, на обрывках. Только благодаря его друзьям удалось сохранить его творения и показать их миру.

Он уделял внимание всему: жизни и смерти, красоте и обыденности, дню и ночи (Тютчев описывает день как нечто прекрасное, оживление всего живого, он называет его "другом" человечества, а ночь он отражает как нечто ужасное, страшное и таинственное, покрывающее всё золотое и доброе; то, как это происходит и в жизни: плохое сменяется хорошим и наоборот.), и весне и зиме, а в особенности любви, и именно это составляло большую часть его жизни, в которой было столько же разнообразия, сколько и в его творениях.

Характеризуя творческий процесс Тютчева, Аксаков писал, что "стихи у него были плодом труда, хотя бы и вдохновенного, но всё же труда, подчас даже усидчивого у иных поэтов".

В отношении "иных поэтов" всё правильно: у большинства из них стихи действительно можно назвать "плодом труда". Стихи же раздумий его души, души мятущейся или негодующей, влюблённой или ненавидящей, являлись как бы поэтическим завершением его духовной мысли.

Я, пожалуй, соглашусь с Аксаковым, что любое творение художника - это труд, хоть и построенный на вдохновении, но всё-таки труд. Поэт всё содержание своих стихов пропускал непосредственно через свою жизнь и душу. Многие читатели не осознавали смысла стихотворений Тютчева по той самой причине, что поэт опережал своё время. Когда читатели подходили к проблеме "личности человека и общества", автор уже уходил от этой проблемы и писал об одиночестве и безмолвии. Постижение Тютчева происходило по мере того, как всё больше осознавалась связь самых интимных, индивидуальных переживаний человека с безостановочным поиском общественной мысли, с непрестанным движением истории. Тютчев становился необходимым читателю, по мере того как в очистительных бурях начала XX века формировалась новая, универсальная и сложная человеческая личность.

^ II Основная часть

В 1830 году Тютчев пишет стихотворение "Silentium" ("Молчание"). Ведущая тема "Silentiuma" связана с внутренним миром человека, это повествование о тайне его чувств и мыслей:

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои -

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, -

Любуйся ими и молчи.

Как сердцу высказать себя:

Другому как понять тебя:

Поймёт ли он, чем ты живёшь:

Мысль изречённая есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, -

Питайся ими и молчи.

Лишь жить в себе самом умей -

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, -

Внимай их пенью - и молчи!..

Это стихотворение описывает душевное одиночество людей и самого поэта. Мысли человека обречены на безмолвие, так же как и "звёзды в ночи". Тютчев пытается сказать, что слова - ничто по сравнению с мыслями. Стихотворением "Silentium…" он как будто предвидел своё молчание и принял его как жизненную, поэтическую программу. Тютчев пропустил через себя, через всю свою жизнь смысл этого стихотворения. И мне кажется, что именно в этом стиль лирики Тютчева: в том, что он отдаётся полностью своим мыслям, если Фет пытался поправить свои мысли чувством меры, содержания и спокойствия, то Ф. И. Тютчев доставал до самой глубины мысли, взрывались эмоции; Фет, анализируя его стихотворение "Итальянская villa", утверждал: "Художественная прелесть… погибла от избытка содержания".

Но я считаю, что автор в первых 5-6 четверостишиях показывает нам спокойствие и именно им подводит нас к какой-то неясности и жестокости. Гармонии природы, простору Вселенной противопоставляется закрытый мир человеческого сердца, замершего в тревожном ожидании пустой, злой жизни, которая превращает любовь в роковую вражду, исход которой - смерть:

Что это, друг? Иль зная жизнь недаром,

Та жизнь, - увы! - что в нас тогда текла,

Та злая жизнь, с её мятежным жаром,

Через порог заветный перешла?

^ 2. Тема природа в творчестве Тютчева

Характеристика стихотворения "Весенние воды"

Ни у кого из русских поэтов образцы природы и стихи о природе не занимают столь исключительно ёмкого места, как у Тютчева. Некрасов, открывший Тютчева широкой читательской публике, видел едва ли не главное достоинство его стихотворений в "живом, грациозном, пластически верном изображении природы. В этом нетрудно убедиться. Вспомним давно ставшее хрестоматийным стихотворение "Весенние воды":

Ещё в полях белеет снег,

А воды уж весной шумят -

Бегут и будят сонный брег,

Бегут и блещут и гласят…

Они гласят во все концы:

"Весна идёт, весна идёт!

Мы молодой весны гонцы,

Она нас выслала вперёд!"

Весна идёт, весна идёт!

И тихих, тёплых майских дней

Румяный, светлый хоровод

Толпится весело за ней.

^ Спецификой поэзии Тютчева являются изображение движения и повторы слов, особенно в "Весенних водах".

Ещё Лессинг заметил, что специфическим предметом поэзии является изображение действия. Стихотворение Тютчева достигает сильного художественного эффекта не в последнюю очередь именно потому, что она исполнена сильного динамизма.

Динамизм тютчевской пьесы формально выражается больше всего в повторах слов. Вся композиция стихотворения "Весенние воды" строится на повторах. В стихотворении слово в стиховом контексте, повторяясь, всякий раз возникает в новой роли, отчасти с новым смыслом и новой энергией. Они те же и не те. Повторяясь и обновляясь, слова в стихотворении ("весна", "идёт", "гласят") передают не только движение в природе, но и сильное движение чувства: весеннее половодье и поэзию чувств.

Очень близкое к тому, что происходит со словами, происходит и в стихотворении и со звуками: "бегут и будят сонный брег, бегут и блещут и гласят, они гласят…" Здесь легко заметить внутренне стройную систему звукописи, строгий и стройный звуковой ряд. Со звуками и словами в стихотворении происходит то же, что с тютчевской природой: в них ощущается дыхание жизни. У Тютчева живёт не только то, что он изображает, но и как бы сам материал изображения.

Стихотворение "Весенние воды" характерно для тютчевской поэтики. Но само по себе оно может принадлежать в равной мере и поэту-реалисту и поэту-романтику. О художественном методе Тютчева нельзя судить по какому-либо отдельному его стихотворению. Метод Тютчева-поэта выявляется в системе его лирики и поэтическом контексте.

То, что мы отметили как собственную, индивидуальную черту в стихотворении "Весенние воды" (его сильный динамизм), является свойством всех стихов Тютчева о природе. Лирика Тютчева вообще богата не столько красками, сколько движением. Стихи его, как правило, представляют собой не картины, а сцены…

Правда, свои первые стихи о природе Тютчев написал ещё в Германии. Там родилась его "Весенняя гроза". Вот так она выглядела в "немецком" варианте, впервые напечатанная в 1829 году в журнале "Галатея", который издавал в Москве Раич:

Люблю грозу в начале мая:

Как весело весенний гром

Из края до другого края

Грохочет в небе голубом!

^ И вот как эта первая строфа звучит уже в "русской" редакции, то есть переработанная поэтом после возвращения в Россию:

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом.

Именно это стихотворение у нас ассоциируется с первыми раскатами грома весной.

В стихотворении "Вчера, в мечтах обвороженных…" Тютчев, изображая движение солнечного луча, стремится ухватить и словесно обозначить каждый его новый ход, каждый момент. Движение показывается как бы замедленно, и благодаря этому оно выявляется особенно чётко:

Вот тихоструйно, тиховейно,

Как ветерком занесено,

Дымно-легко, мглисто-лилейно,

Вдруг что-то порхнуло в окно.

Вот невидимкой пробежало

По темно-брезжущим коврам,

Вот, ухватясь за одеяло,

Взбираться стало по краям, -

Вот, словно лента, развеваясь,

Меж пологам развилось…

Слово в о т в этом стихотворении - прямое указание на новое состояние, новую фазу в движении. Тютчев вообще любит слова, которые обозначают, неустойчивость во времени, сигнализируют об изменениях. Помимо слова "вот", это слова "ещё", "когда", "теперь" и особенно любимое слово "вдруг": "Где бодрый серп гулял и падал колос, теперь уж пусто всё…"; "ещё минута, и во всей неизмеримости эфирной раздастся благовест всемирный победных солнечных лучей…", " вдруг солнца луч приветный войдёт украдкой к нам…"

^ А Лев Николаевич Толстой признавался, что каждой весной в его памяти возникают строфы тютчевской "Весны"

Как ни гнетёт рука судьбины,

Как ни томит людей обман,

Как ни броздят чело морщины,

И сердце как ни полно ран,

Каким бы строгим испытаньям

Вы не были подчинены, -

Что устоит перед дыханьем

И первой встречею весны!

^ А летом, когда мы видим сгустившиеся грозовые тучи и переводим взгляд на притихшие поля, нам опять-таки вспоминаются тютчевские стихи:

Зеленеющие нивы

Зеленеют под грозой

^ 3. Стилистика Тютчева

То, что мы условно называли "долгим, удлиненным" словом, - характерная черта стилистики Ф. И. Тютчева. О её осознанности свидетельствует не только употребление естественных многосложных слов, но и "искусственно" многосложных. У Тютчева часто случаи "словосложения", употребления сложносоставных слов:

И всё для сердца и для глаз

Так было холоднобесцветно,

Так было грустно-безответно, -

Но чья-то песнь вдруг раздалась…

Усыпительно-безмолвны, как блестят в тиши

Золотистые их волны, убелённые луной;

И спящий град, безлюдно-величавый,

Наполнена своей безмолвной славой…

И сквозь глянец их суровый

Вечер пасмурно багровый

Светит радужным лучом…

И в чистом пламенном эфире

Душе так родственно-легко…

^ Тютчев не только использует в своём поэтическом языке длинные, величественные по звучанию слова, но часто сам творил их.

Все призраки возвышенного имеет не только поэтическая лексика, но и синтаксис Тютчева. По своим преобладающим формам этого синтаксис своеобразного внутреннего диалога, с его вопросами и ответами, с его обращениями к отсутствующему собеседнику, неожиданными поворотами и эмоциональными реакциями и взрывами:

Молчи, прошу, не смей меня будить.

Не их вина: пойми

Коль можешь, органа жизнь глухонемой!

Увы, души в нём не встревожишь

Слёзы людские, о слёзы людские,

Льётесь вы ранней и поздней порой…

Льётесь безвестные, льётесь незримые,

Неистощимые, неисчислимые, -

Льётесь, как льются струи дождевые

В осень глухую, порою ночной.

Анафора, повторение одних и тех же слов в начале строки и в одной и той же строке увеличивают напряжение внутренней мысли, помогают постичь трагизм чувства поэта. У Тютчева не совсем обычный внутренний диалог - и соответственно необычен синтаксис его диалогических стихотворений. Это не столько разговоры с предполагаемым собеседником, сколько с самим собой. Это разговор - размышление. И это синтаксис размышляющей речи - в муках и постоянном борении размышляющей.

^ Диалог Тютчева часто производит впечатление нелёгкого - и по содержанию, и по формальным, грамматическим признакам.

Былое - было ли когда?

Что ныне - будет ли всегда?…

Пройдёт оно, как всё прошло,

И капет в тёмное жерло

За годом год.

За годом год, за веком век…

Что ж негодует человек,

Сей злак земной!..

Он быстро, быстро вянет - так,

Но с новым летом новый злак

И лист иной…

Синтаксис подобных конструкций Тютчева представляет собой разговорно-утяжеленную форму, его фиксирует и поворот фразы, и резкий и значительный поворот мысли. Такие конструкции позволяют почти физически ощутить процесс поэтической речи и поэтического раздумья - трудного, высокого, страстного. Тютчев не боится речевой дисгармонии - он подчиняет её своим художественным целям. Он прибегает к интонационным перебивам и диссонансам, чтобы придать драматизм и стиховой фразе, и заключенной в ней мысли. Синтаксические конструкции и обороты у Тютчева могут быть и "утяжеленными" и "лёгкими", но они во всех случаях производят впечатление естественных. Ход авторской мысли и речи, её построение кажутся безыскусственным и точно "неподготовленным", случайным. Эта безыскусственность и кажущаяся неподготовленность речевого строя особенно бросаются в глаза в некоторых необычных началах:

И бунтует и клокочет,

Хлещет, свищет и ревёт…

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа…

Нет, моего к тебе пристрастья

Я скрыть не в силах, мать - Земля…

Подобные начала, как заметил Ю. Тынянов, придают характер обрывочности, фрагментарности тютчевским стихам. В сущности, поэтическая речь Тютчева строится вся на внутренних кульминациях. Поэт говорит только о самом главном, минуя обязательные зачины, словесные "мостики" и связи.

Читая стихи Тютчева, мы вновь и вновь поражаемся неисчерпаемому богатству русского языка. Взыскательное отношение к стихотворному мастерству отличает Тютчева. Несмотря на то, что поэт "не писал, а лишь записывал свои стихи". Он не раз возвращался к записанному, отчеканивал то, что как бы невольно сорвалось с его пера, добиваясь предельной ясности и чёткости стиха. Благоговейному отношению к поэтическому слову учат нас стихи Тютчева. "Он не шутит с музой", - говорил Лев Николаевич Толстой.

^ 4. Поэтический мир поэта

Нам близок Тютчев, вдохновенный созерцатель природы, нашедший свои, ему одному свойственные краски, чтобы запечатлеть её красоту. Нам дорог Тютчев, чуткий тайновидец человеческого сердца, сумевший передать тончайшие оттенки и глубокие противоречия душевных переживаний. О чём бы ни писал Ф. И. Тютчев: о природе, о любви, о красоте - каждая строка его проникнута тонким философским осмыслением бытия, во всём мы находим философский подтекст. Далёкий от политической жизни, Тютчев воплотил в своём творчестве мир своих глубоких и чистых человеческих переживаний, раскрыл в нём свою богатую натуру красивых людских чувств и мыслей.

Говоря о стиле Тютчева, нельзя не сказать о круге тех проблем, которые его волновали, о темах его поэзии, о романтической природе художественного видения Тютчева. Тютчев был романтиком, в частности в своих стихах о природе, не потому, что его природа лишена признаков реального и правдивого, но потому, что природа его интересовала не конкретно, не в деталях, а как единая, живая сущность. Она интересовала его главным в своих стихийных и космических проявлениях - в грозу, в порывах ветра, при ярком свете солнца, при лунном сиянии. Тютчев любит в природе не предметы и частности, а её стихи, и её тайны - он любит природу в самом возвышенном и загадочном лике.

Поэтический мир Тютчев высокий и в то же время трагичный, но он находится за пределами плоской трагедии. В этом и есть сложность личности поэта, его поэтического строя. О музе Тютчева нельзя сказать, что она "пессимистическая" или, наоборот "оптимистическая". Её определяющая черта - величие. Радость и печаль, доброе и злое, светлое и мрачное у Тютчева не существует раздельно, а слиты в возвышенном. Это внутреннее свойство поэтической мысли находит прямое отражение в языке, в явном пристрастии поэта к антонимическим языковым построениям.

В языке поэзии Тютчева уживаются семантически полярные; противоположные по своему словарному значению не столько сталкиваются, сколько сосуществуют: "со сладким ужасом"; "сладкий сумрак", "и обаянья нет ужасней". По тютчевски звучит:

Люблю сей божий гнев! Люблю сие незримо

Во всём разлитое, таинственное зло…

В том мире высокой поэзии Тютчева стираются многие привычные границы между понятиями - границы смысловые и эмоциональные. Противоположное становится почти однозначным. В стихотворении "О чём ты воешь, ветер ночной?" резко антонимичные понятия, с точки зрения обыденного рассудка, вполне уживаются между собой, составляя узел лирической композиции:

О, страшных песен сих не пой

Про древний хаос, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Определения предметов не делают их понятнее для нас. Никто никогда не видел "демонов глухонемых". Подобные образы уводят нас в мир таинственно-возвышенного, сугубо романтического и предельно сгущают тревожную атмосферу. Но Тютчев никогда ничего не утверждает, он вопрошает себя и других, его поэзия не догматична, а проблемна. Недаром у Тютчева так много вопросов, внутренних, скрытых - и прямых, интонационно обозначенных. Трагическим вопросом завершается прекрасное и мудрое стихотворение "Смотри, как на речном просторе…"

…Все вместе - малые, большие.

Утратив прежний образ свой,

Все безразличны, как стихия, -

Сольются с бездной роковой!…

О, нашей мысли обольщенье,

Ты, человеческое Я,

Не таково ль твоё значенье,

Не такова ль судьба твоя?

^ Вопросительные интонации едва ли не преобладают в стихах Тютчева, - и это не случайный, формальный признак, и признак существенный, "стилеопределяющий".

Увы, что нашего незнанья

И беспомощней, и грустней?

Кто смеет молвить до свиданья

Через бездну двух или трёх дней?

Обожествленность окружающего мира Тютчева нельзя назвать голым пантеизмом. Поэзия Тютчева настолько многогранна, индивидуальна. Это личная поэзия, совершенная по проникновению в сокровенные тайны глубокой души.

^ Личное, индивидуально-временное исчезает в порыве человеческого духа к общему и всемирному - и в этом исчезновении рождается радость:

…Чувство, мглой самозабвенья

Переполни через край!…

Даст вкусить уничтоженья,

С миром дремлющим смешай!

Тема стихии, всеподавляющей природы выступает как нечто хаотичное, силы природы ведут между собой какой-то таинственный разговор. Тема хаоса - природа и мир хаотичны, а человек одинок - проходит через многие произведения поэта. Её посвящены "Silentium", "Безумие", "День и ночь", " О чём ты воешь, ветер ночной?", "Ночное небо так угрюмо", "Святая ночь на небосклон вошла". В этом цикле нашли выражение мятежное состоянии души поэта и предчувствие освежающих бурь. Раздвоенное сознание, драматизм внутренних переживаний - вот темы пейзажной и интимной лирики.

"О, вещая душа моя!

О, сердце, полное тревоги,

О, как ты бьёшься на пороге

Как бы двойного бытия!.."

^ Тютчев ищет гармонию в природе, ведь в ней должна быть воплощена красота и целесообразность. Показательны его мысли наличии души и разума в природе.

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, небездушный лик, -

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в неё есть язык…

Трагизм иногда придаёт стихам пессимистический характер, но есть в его лирике гармонически-светлое. Более столетия в школьные хрестоматии включается "Весенняя гроза". Стихотворение радостное, звонкое, с чёткой звукозаписью. Но радость Тютчева возвышенна, величественна. Это некоторым образом достигается употреблением старославянской лексики, и как показатель этого - частое употребление неполногласия: врата, младость, град, година, очи, ланиты.

^ 5. Тютчев - поэт любви. Е. А. Денисьева в его жизни

Романтический характер носит и любовная лирика Тютчева.

Ф. И. Тютчев - поэт возвышенной любви. Его поэзия и в сфере любовной чувствует себя свободной и всесильной только в пределах романтически-возвышенного. Это справедливо даже для тех стихотворений, в которых изображается любовная физическая страсть.

Особое место в творчестве поэта занимает цикл стихов, посвященных Е. А. Денисьевой. Сама ситуация отношений двух любящий, но лишенных возможности соединить свои жизни людей драматична. Любовь Денисьевой, страстная и по сути жертвенная, потрясла Тютчева и, по его признанию, спасла от обычных приступов тоски. Соприкоснувшись с этим чувством, он обрёл новый эмоциональный опыт и, как всегда, обнаружил его в поэзии там, где душа обращена вовне - к природе, и там, где он погружен в душевную глубину собственного переживания. Эти произведения, драматичные по характеру, реалистичны и точны по психологическому рисунку. Особенно выразительно стихотворение "Она сидела на полу".

^ Интимным стихотворениям Тютчева обычно присущ трагизм и надлом. Любовь воспринимается поэтом не как счастье, а как роковая страсть, несущая горе.

"Е. А. Денисьева внесла в жизнь поэта необычайную глубину, страстность и беззаветность. И в стихах Тютчева вместе с любовью возникло что-то новое, открылась новая глубина, какая-то исступленная на стыдливость чувства и какая-то новая суеверная страсть, похожая на предчувствие смерти".

В характере Денисьевой от природы была страсть, порою бешеная, исступленная мучительным раскаянием, "которые, все более и белее подтачивали её жизнь, и довели нас - её до Волкова поля, а меня - до чего-то такого, чему и имени нет ни на каком человеческом языке…" - признавался Тютчев. Е. А. Денисьева умерла от чахотки. До её смерти Тютчев поставил свой диагноз - в стихах:

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Высокая патетика, эмоциональный накал, призванные подчеркнуть силу чувства, свойственны стихотворениям этого цикла. Отличительная особенность произведений Тютчева - краткость, ясность, отчётливость. Пушкинским традициям - простоте, непосредственности, правдивости чувства - Тютчев следовал всю свою жизнь. Этим проникнуты напевность и мелодичность стиха, звуковая инструментовка.

^ Анафора высоты, образ неба как символ романтически-возвышенного почти обязательны в любовных стихах Тютчева:

Я знал её ещё тогда,

В те баснословные года,

Как перед утренним лучом

Первоначальных дней звезда

Уж тонет в небе голубом…

И всё ещё была она

Той свежей прелести полна,

Той дорассветной темноте,

Когда незрима, неслышна,

Роса ложится на цветы…

Вся жизнь её тогда была

Так совершенна, так цела,

Что мнится, и она ушла

И скрылась в небе, как звезда.

Героиня лишена всего чувственного, земного, она "с бликом неба на челе". Атмосфера неба, высоты целиком заполнят это стихотворение о любви. Любовь у Тютчева очень похожа на его природу, на весь особенный мир его поэзии. Похожа и своей возвышенностью, причастностью к небу, отрешенностью от быта и своим трагизмом, роковым своим характером. Любовь для Тютчева в равной мере и "союз с душой родной", и "роковые их слиянья, и поединок роковой". Любовь для него не только радость (может быть, меньше всего радость), но и борьба, и высокая мука, и безнадёжность.

Тютчева-поэта больше всего интересует невидимые проявления любви, а её тайна, её непоказанные глубины: "Как неразгаданная тайна, живая прелесть дышит в ней - мы смотрим с трепетом тревожным на тихий свет её очей…"

Любовь Тютчева во всём подобна стихиям, а у его героини "сердце, жаждущее бурь", у неё "поздние, живые грозы; зной лета". В душе и жизни героя и героини всё определяется не будничным, а "космическими силами", а, следовательно - романтическими масштабами.

Когда А. Блок говорил о Тютчеве как о "самой ночной душе русской поэзии", он имел в виду любовную лирику. Ночь для Тютчева - время обнажения правды, время откровения во всём - в том числе и любви:

В толпе людей, в нескромном шуме дня

Порой мой взор, движенья, чувства, речи

Твоей не смеют радоваться встрече

Душа моя! О не вини меня!..

Смотри, как днём туманисто-бело.

Чуть брезжит в небе месяц светозарный,

Наступит ночь - и в чистое стекло

Вольёт елей, душистый и янтарный.

В ночи открывается глубокая и чистая основа любви духовной: в ночных стихах Тютчева любят не столько люди, сколько души. Поэта интересуют не столько невидимые проявления любви, а её тайны. "Как неразгаданная тайна, живая прелесть дышит в неё - мы смотрим с трепетом тревожным на тихий свет её очей…" Стихи Тютчева о любви носят характер обобщенно психологический и тем самым отчасти философский. В. Гиппиус писал: "Тютчев поднимает любовную лирику на ту же высоту обобщения, на какую была поднята его лирика природы".

Любовная лирика последних лет объединяется адресатом: именем и образом Денисьевой. При этом она циклизуется композиционно и сюжетно, образуя в целом род стихотворной психологической драмы, со своим внутренним движением, со своими перипетиями, завязкой и развязкой. К этому циклу относятся такие стихи, как "Предопределение", "Не говори: меня он, как и прежде, любит…", "О, не тревожь меня укорой справедливой…", "Я очи знал - о эти очи…" и др.

Все стихи "денисьевского цикла" драматичны и по фабуле, и по характеру речевой композиции. Чаще всего они представляют собой вид диалога, в котором один собеседник присутствует как бы молча, он предполагается, он точно стоит перед единым словом:

О, не тревожь меня укорой справедливой!

Поверь, из нас из двух завидней часть твоя;

Ты любишь искренно и пламенно, а я -

Я на тебя гляжу с досадою ревнивой…

В стихотворении формально отсутствуют реплики и ответы на реплики, тем не менее, это не монологическая речь в точном значении слова. Это речь реактивная, в ней нет формальных ответов, но она вся состоит из ответов по существу. У Тютчева это как отрывок из разговора, как разговор в самом разгаре, на предельном накале мысли и чувства.

^ Одно из самых известных и впечатляющих стихотворений "денисьевского цикла" - "Последняя любовь". Это стихотворение принадлежит к числу шедевров русской лирики.

О, как на склоне наших лет

Нежней мы любим и суеверней.

Сияй, сияй, прощальный свет

Любви последней, зари вечерней!

Стихотворение это звучит как бы на склоне ритма. Стих здесь нервный, местами негармонический, ритм передаёт волнение живой души, в нём ощущается "нарушенное дыхание", неудержимое чувство. В стихотворении слово "безнадежность" звучит в столь сильном ритмическом и интонационном рисунке, что оно почти физически ощущается как беда, как боль. Среди тех, кто был восхищен смелостью Тютчева и оценил её, - П. И. Чайковский, для которого именно это стихотворение стало свидетельством тому, что русский стих способен преодолеть излишнюю "симметричность" и обновить своё звучание. "Последняя любовь" - одно из немногих стихотворений в этом цикле, где любящим выступает поэт, где он позволяет сказать о своём чувстве.

^ Поэзия Тютчева - поэзия контрастов и аналогии. Югу он противопоставляет север, грозе - тишину, любви "небесной" - любовь роковую. Во всём Тютчев гораздо более эмоциональный поэт, чем все другие русские поэты.

Эпитеты его своеобразны. Им передаётся впечатление от предмета в данное время: "море баюкает сны тихоструйной волною", "голос жаворонка - гибкий, резвый", "та кроткая улыбка увяданья", "день хрустальный".

^ Поэт выступает новатором и в строении стиха. Он широко употребляет внутренние рифмы и ассонансы:

"И без бою, и без вою"

"Кто скрылся, зарылся в цветах"

"Земля зеленела"

"Кругом, как кимвалы, звучали скалы"

"Ветрило весело звучало".

III Заключение

^ 1. Критика творчества Тютчева

Демократическая критика XIX века высоко ценила поэзию Ф. И. Тютчева.

Тургенев утверждал: "О Тютчеве не спорят; кто его не чувствует, тем самым доказывает, что не чувствует поэзии". Высоко оценивал совершенную лирику Ф. И. Тютчева и Добролюбов, противопоставляя поэта "чистому" лирику А. Фету. Талант Фета, по Добролюбову, может "проявляться только в уловлении мимолетных впечатлений от тихих явлений природы", а Тютчеву "доступны, кроме того, - и знойная страстность, и суровая энергия, и глубокая дума, возбуждаемая не одними стихийными явлениями, но и вопросами нравственными, интересами общественной жизни".

В совершенстве поэтической логики Ф. И. Тютчева мы можем убедиться, наслаждаясь его человечнейшей лирикой, даже не обладая специальными знаниями и талантом Тургенева, Некрасова (в отличие от Некрасова, Тютчев не проникает в глубины народной крестьянской жизни, для него важно состояние природы и то, какие чувства она вызывает у человека), Добролюбова.

Душа хотела б быть звездой,

Но не тогда, как с неба полуночи

Сии светила, как живые очи,

Глядят на сонный мир земной, -

Но днём…

Хотя Брюсов называл Тютчева первым поэтом "новой школы", у которого "разрыв с пушкинской традицией" был " сильнее, нежели у Фета", понимание значительности сделанных Тютчевым поэтических открытий приводило к мысли о продолжении, развитии великой пушкинской традиции. "Пушкин, Тютч

Жанровая поэтика Тютчева также подчиняется закону «двойного бытия», в ней столь же интенсивно протекает синтез полярностей, что и на уровне ее мифопоэтики. Ю.Н. Тыня­нов убедительно доказал, что лирика Тютчева представляет собой поздний продукт переразложения жанровой основы высокой ораторской поэзии XVIII в. (торжественная ода, дидактическая поэма) и ее переподчинения функциям романтического фрагмента: «Словно на огромные державинские формы наложено уменьшительное стекло, ода стала микроскопиче ской, сосредоточив свою силу на маленьком пространстве : "Ви дение " ("Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья..." )» "Сны" ("Как океан объемлет шар земной ..."), "Цицерон" и т. д. - все это микроскопические оды» . Нередко всего одна сложная метафора или одно развернутое сравнение - эти реликты одической поэтики - сами по себе способны у Тютчева образовать завершенный текст («23 ноября 1865 г.»; «Как ни тяжел последний час...», 1867; «Поэзия», 1850; «В разлуке есть высокое значенье...», 1851). Афористичность концовок, ориентация на композицию эпиграммы с ее парадоксальной заостренностью мысли создают ситуацию, в которой компоненты одического мышления гораздо эффективнее реализуют заложенную в них художественную семантику. От архаического стиля XVIII в. поэзия Тютчева унаследовала ораторские зачи ны («Не то, что мните вы, природа»; «Нет, мера есть долготер пенью» и т. п.), учительские интонации и вопросы-обращения («Но видите ль? Собравшися в дорогу»), «державинские» многосложные («благовонный», «широколиственно») и составные эпитеты («пасмурно-багровый»; «огненно-живой», «громоки пящий», «мглисто-лилейно», «удушливо-земной», «огнезвезд ный» и т. п.). Собственно, в русской поэзии 1820-1830-х годов Тютчев был далеко не первым, кто открыто ориентировался на затрудненные, архаические формы лексики и синтаксиса . Это с успехом делали поэты-любомудры, в частности СП. Шевырев. Считалось, что такой «шершавый» слог наиболее приспособлен для передачи отвлеченной философской мысли. Однако у Тютчева, также принадлежавшего в начале поэтического поприща к окружению любомудров, весь этот инструментарий риторической поэтики нередко заключен в форму чуть ли не записки, написанной «между прочим », с характерными «слу чайными », как бы второпях начатыми фразами: «Нет, моего к тебе пристрастья», «Итак, опять увиделся я с вами», «Так, в жизни есть мгновенья», «Да, вы сдержали ваше слово» и т. п. Подобное сращение оды с романтическим фрагментом придает совершенно новое качество «поэзии мысли ». В ней свободно начинает сочетаться жанровая память различных по своему происхождению стилевых пластов. Например, в стихотворении «Полдень» (конец 1820-х ) мы видим сложное сочетание идиллической (Пан, нимфы, сладкая дремота ), одической («пламенная и чистая» небесная «твердь ») и элегической («ле ниво тают облака ») образности. Создается ситуация диалога различных поэтических эпох, возникают напряженные ассо циативные переклички смыслов на сравнительно небольшом пространстве пейзажной зарисовки .

Вообще словоупотребление Тютчева с необычайной экспансией вторгается в семантику традиционных поэтических тропов и преобразует ее изнутри, заставляя слово вибрировать двойными оттенками смысла. Например, образ «сладкой дре моты » из стихотворения «Как сладко дремлет сад темно-зеле ный...» (1830-е ) -

Как сладко дремлет сад темно-зеленый,

Объятый негой ночи голубой;

Сквозь яблони, цветами убеленной,

Как сладко светит месяц золотой! <...> -

еще тесно слит с его традиционным смыслом в «школе по этической точности» Жуковского-Батюшкова : греза, мечта, сфера контакта лирического «я» с невыразимым в природе (ср. у Жуковского: «Как слит с прохладою растений фимиам! // Как сладко в тишине у брега струй плесканье! // Как тихо веянье зефира по водам...»). И в то же время, по мере развертывания лирического сюжета, эта метафора, не утрачивая поэтических ассоциаций с привычным контекстом, начинает выявлять свои связи с индивидуальным художественным миром Тютчева: по являются образы ночи-«завесы», «изнеможения», «хаоса», в котором «роится» странный, пугающий гул ночных звуков и голосов... Возникает динамическое напряжение между традиционным и новым семантическим контекстом одних и тех же слов-сигналов. Поверх традиционной, стертой семантики наслаивается семантика индивидуально-авторская.

Несомненными чертами жанрово-стилевого новаторства от мечена и любовная лирика Тютчева, особенно поздняя, посвя щенная «последней любви» поэта - Елене Денисьевой . Все исследователи сходятся во мнении, что эта лирика представ ляет собой несобранный цикл, отмеченный единством новых тематических и сюжетно-композиционных решений. « Е.А. Де нисьева , - отмечал биограф поэта Г. Чулков , - внесла в жизнь поэта необычайную глубину, страстность и беззаветность. И в стихах Тютчева вместе с этою любовью возникло что-то но вое, открылась новая глубина, какая-то исступленная стыд ливость чувства и какая-то новая, суеверная страсть, похожая на страдание и предчувствие смерти» . «Денисьевский цикл » Тютчева, куда вошли такие стихотворения, как «Последняя любовь», «О, как убийственно мы любим...» (1851), «Она сиде­ ла на полу...» (1858), «Весь день она лежала в забытьи...» (1864 ) и др., с одной стороны, наполнен узнаваемыми штампами романтической любовной фразеологии («лазурь... безоблачной души», «воздушный шелк кудрей», «убитая радость», «пасть готов был на колени», «скудеет в жилах кровь», «любишь ис­ кренно и пламенно», «святилище души твоей» и т. п .), причем чуть ли в вычурном вкусе Бенедиктова или даже жестокого романса, а с другой стороны, самим мелодраматизмом положений предвосхищает «погибельную», на грани жизни и смерти, любовную драму романов Достоевского. Еще Г.А. Гуков ский , доказывая сходство « денисьевских» текстов с поэтикой прозаического романа второй половины XIX в., отмечал уме ние Тютчева « рисовать в коротком лирическом стихотворении сцену, в которой оба участника даны и зрительно, и с «репли ками», и в сложном душевном конфликте» . Отмечалась подробная (насколько, разумеется, это возможно в границах лирического рода) прорисовка «мизансцены» , предметного фона, роль психологического жеста («Она сидела на полу // И груду писем разбирала, // И как остывшую золу, // Брала их в руки и бросала»). К этим наблюдениям следует добавить намеренную затрудненность стиха, метрические перебои («По следняя любовь »), создающие будничную интонацию, а так­же установку на «днелогичность лирического повествования. Последняя, в частности, выражается в постоянных переходах от 3-го лица к 1-му, от 1-го лица ко 2-му в рамках одного и того же текста. Например, повествуя в стихотворении «Весь день она лежала в забытьи...» о своей возлюбленной в 3-м лице, лирический герой в финале дает реплику самой героини от ее лица: «О, как все это я любила!», а в последней строфе, словно откликаясь на слова умершей, неожиданно обращается к ней на «ты»: «Любила ты... » Отрешенно-созерцательный рассказ о прошедшем в итоге приобретает черты страстного диалога с героиней: событие как бы вырывается из плена смерти и пред стает совершающимся сейчас, на глазах читателя, во всей осле пительной силе и остроте переживаемой трагедии. Анало­гичную смену планов и лиц повествования можно заметить и в других стихотворениях денисьевского цикла (« В часы, ко гда бывает...», 1858 ).

Итак, поэзия Тютчева представляет собой своеобразное про­ межуточное звено между поэзией пушкинской эпохи 1820- 1830-х годов и поэзией нового, «некрасовского» этапа в исто­ рии русской литературы. По сути, эта поэзия явилась уникаль­ной художественной лабораторией, «переплавившей» в своем стиле поэтические формы не только романтической эпохи, но и эпохи «ломоносовско-державинской » и передавшей в концентрированном виде «итоги» развития русского стиха XVIII - первой трети XIX в. своим великим наследникам. Само «второе рождение» Тютчева, открытого Некрасовым в 1850 г. в списке «русских второстепенных поэтов», - факт почти мистический и, как все мистическое, глубоко законо­ мерный. Он был открыт тем поэтом, стиль которого, проза­ ичный и «шероховатый», во многом подготовил в собственном творчестве. Но, по сути, такова уж судьба Тютчева, что он «уми рал » и «рождался» в истории русской поэзии несколько раз. В следующий, уже после Некрасова, раз Тютчева откроет Вл. Соловьев в своей знаменитой критической статье 1895 г., причем откроет его уже как поэта-« мифотворца », увидевшего мир как живую « творимую легенду » и передавшего это ясно видческое знание своим потомкам. Так Тютчев на рубеже веков провозглашается уже родоначальником «символической школы» русской поэзии. И, кто знает, сколько еще « откры тий» Тютчева ожидают отечественную культуру, ибо кладезь этот поистине неисчерпаемый...

Сочинение

Тютчев - поэт-философ, а потому главное содержание его творчества - это раздумья о жиз­ни, человеке, мироздании. Философский взгляд поэта окрашивает все темы его лирики. По своим основам философия Тютчева близка идеям Шеллинга, получившим широкое распространение в России через участников литературно-философского кружка «Общество любомудров» (1823-1825), среди которых был и молодой поэт. Все­ленная воспринималась Шеллингом как живое и одухотворенное существо, которое развивается и растет, устремляясь к торжеству правды, добра и красоты, к мировой гармонии. «Мертвой природы нет», - утверждал Шеллинг, рассматривая все явления природы как органы Мировой Души. Это учение получило название натур­философия, полнее всего в русской поэзии его отразило творчество Тютчева. С этим связано своеобразие темы природы в его лирике.
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык -

утверждает поэт вслед за немецким философом. Природа жива, считает Тютчев, только люди не хотят видеть ее осмысленной само­стоятельной жизни:
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах…

Идея одушевленности природы - пантеизм - пронизывает всю пейзажную лирику Тютчева. Природа для него - одушевленное це­лое, а явления природы представляются «большой драмой, задуман­ной и поставленной по всем правилам искусства», как писал поэт. В этом вселенском спектакле, как в мифе, действуют Солнце, День, Ночь, Океан, Земля, а разнообразные природные стихии превраща­ются в мифологические образы. Так известное стихотворение «Люб­лю грозу в начале мая…» завершается неожиданным сравнением грозы с богиней юности Гебой из древнегреческой мифологии:
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.

Столь же мифологичны образы Зимы и Весны в стихотворениях «Зима недаром злится…», «Чародейкою зимою», «Весенние воды» и других. Как древний идолопоклонник, поэт замирает перед вели­чием и красотой природы. Она восхищает многообразием его кра­сок, звуков, запахов. «Как хорошо ты, о море ночное!» - восклицает поэт. «Люблю грозу в начале мая…» - признается он.

Пристально вглядываясь в таинственный лик природы, поэт стре­мится уловить в нем малейшие изменения, запечатлеть быстротеку­щие мгновения. Вот почему так часто в его стихах изображаются пе­реходные, промежуточные моменты жизни природы. Осенний день напоминает ему о недавнем лете («Есть в осени первоначальной…»), а осенний вечер несет в себе предчувствие зимы («Осенний вечер»), он стремится запечатлеть первое пробуждение природы, когда весна еще только начинает заявлять о своих правах («Еще земли печален вид, а воздух уж весною дышит…», «Весенние воды»). Даже грозу он рисует не летом, когда она бывает часто, а «в начале мая», когда впервые по­сле долгой зимы слышится «весенний первый гром».

Природа у Тютчева изменчива, динамична, не знает покоя, она находится в постоянной борьбе противоборствующих сил: хаоса, стихии бунта и разрушения, и космоса, стихии примирения и гар­монии. Они воплощают извечную борьбу демонических и божест­венных сил, исход которой еще не решен:
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных,
Все зримое опять покроют воды,
И Божий лик изобразится в них!
(«Последний катаклизм»)

С этим соотносится и антитеза дня и ночи, характерная для лири­ки Тютчева. Ночь как «неразгаданная тайна», «пылающая бездна», воплощение хаоса одновременно пугает и влечет к себе человека:
О! Страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!..
(«О чем ты воешь, ветр ночной?..»)

Картины природы у Тютчева всегда являются поводом для раз­мышления о человеке, его отношениях с мирозданием, о природе самой человеческой личности. Параллели природного и человече­ского мира постоянно присутствуют в стихах поэта («Еще земли пе­чален вид…», «Осенний вечер», «Фонтан»), Вместе с этим он по- новому осмысливает проблему личности, которая вбирает в себя противоречия мира. Ведь, согласно концепции Тютчева, борьба космоса с хаосом наиболее интенсивна не в природе, а в обществен­ной жизни и в человеческой душе. При этом романтическая идея двоемирия органично входит в систему представлений поэта о че­ловеке и его месте в мире. Человек, по мнению Тютчева, утратил свою целостность, его душа оказывается сопричастна двум мирам:
О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..

Вот почему человек у Тютчева оказывается бесконечно одинок. Особенно это ощущается ночью, когда хаос сильнее всего проявляет себя в мире. Именно тогда человек ощущает себя на краю бездны, вслушиваясь в пучину мировой ночи. Лирический герой страшится ее и одновременно жаждет прикоснуться к этой тайне:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир!

Человек у Тютчева не просто двуедин, он - такая же тайна, как и природа. Мир души человека исконно трагичен, в нем кроются стихии разрушения и саморазрушения. Личность, находясь «на по­роге как бы двойного бытия», испытывает неразрешимость разди­рающих ее противоречий, вступая в безнадежную борьбу с окру­жающим миром и самим собой.

Особенно ясно эта позиция поэта чувствуется в любовной лири­ке. Для Тютчева любовь - это «поединок роковой», в котором губи­тельная и упоительная сила сливаются, наполняя человеческую жизнь смыслом и страданиями:
Любовь, любовь - гласит преданье -
Союз души с душой родной -
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И … поединок роковой.
«Предопределение»

В этом понимании любви как губительной силы сказался личный душевный опыт поэта, отраженный в «денисьевском цикле». Так на­зывается цикл стихотворений, созданных в 1850-1864 годах, кото­рый отражает сложные и противоречивые отношения поэта с Еленой Александровной Денисьевой. Любовь Тютчева принесла ей и сча­стье, и страдания: от нее отказалась семья, ее не принимали в свете, ее незаконнорожденные дети не могли наследовать имени Тютчева. Вот почему лирический герой с горечью восклицает: «О как убийст­венно мы любим». Поэт переносит внимание на внутренний мир лю­бимой, образ которой наделен у него ярко индивидуализированными психологическими чертами: это страдающая, но страстно любящая женщина, готовая к самоотречению в борьбе за свое счастье. Смерть Денисьевой оборвала этот трагический роман, но образ ее навсегда сохранил в своей памяти поэт: «Ангел мой, ты видишь ли меня?» - вопрошает он ушедшую в мир иной возлюбленную.Так тема «памяти сердца» становится основой многих стихотво­рений поэта, самым знаменитым из которых является стихотворе­ние «Я встретил вас…» («К.Б») - шедевр поздней лирики Тютчева. Положенное на музыку, это стихотворение стало одним из попу­лярнейших романсов. Оно посвящено Амалии фон Лерхенфельд (в замужестве баронесса Крюденер), с которой Тютчев познакомил­ся еще в 1823 году. В течение полувека их связывали романтиче­ские отношения, сопряженные с драматичными разрывами, рас­ставаниями и встречами. Одна из последних встреч в 1870 году послужила толчком для создания стихотворения «Я встретил вас…». «Время золотое», о котором вспоминает поэт, оказывается настолько живо в его памяти, что это уже не просто воспоминанье:
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, -
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..

Но такая гармония и успокоенность, которая позволяет усмотреть параллели с шедевром пушкинской лирики стихотворением «Я пом­ню чудное мгновенье…», - для Тютчева лишь краткий миг в беско­нечной борьбе человека с миром и самим собой. Близкие, любимые люди уходят из жизни, оставляя только свет памяти в одиноком и страдающем человеке. Но в этом одиночестве заключена не только трагедия. Ведь человек в романтическом мире Тютчева - это тво­рец, создающий свой мир. «Есть целый мир в душе твоей / Таинственно-волшебных дум», - утверждает поэт. Но этот таинственный мир души недоступен никому, а потому тема одиночества неразрыв­но связана у Тютчева с темой «невыразимости» - столь характерной для русской романтической поэзии, начиная с Жуковского. У Тютче­ва эти две темы, соединяясь, достигают своей крайней черты: одино­чество оказывается определено человеку самой его природой, потому что невозможно познать другого, как невозможно выразить себя, ведь «мысль изреченная есть ложь». «Нам не дано предугадать, / Как слово наше отзовется», - предупреждает поэт. Единственный выход из этого трагически неразрешимого противоречия, который он видит и указывает другим, - молчать. Недаром одно из самых знаменитых его стихотворений так и названо - молчание («Silentium!»):
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои …

Завершается стихотворение характерным призывом: «Лишь жить в себе самом умей». Так в лирике Тютчева тема невырази­мости, достигая своего предела, вплотную подводит русскую поэзию к ее разрешению. Недаром символисты, которые открыли новые пути выражения невыразимого, особо ценили именно это стихотво­рение Тютчева.

И все же поэзия Тютчева не замыкается на самой себе, круг фи­лософских проблем размыкается в размышлениях о судьбе России. Тема России является важной составляющей поэтического мира Тютчева. Со свойственной ему глобальностью трагедийного созна­ния поэт охватывает взором бесконечные просторы своей страны:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа -
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!

Трагедия современного человека, как считает Тютчев, усугубляется тем, что он утратил веру, а потому в стихотворении «Наш век» поэт ут­верждает: «Не плоть, а дух растлился в наши дни, / И человек отчаян­но тоскует…». «Безверием палим», его современник «и жаждет веры - но о ней не просит». Где же найти опору в этом распадающемся мире? Как познать непознаваемое, выразить невыразимое? Ответом Тютче­ва звучат слова веры - в свое отечество, в человека, в силу слова:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить.

Это не только призыв Тютчева к современникам, но и его завет потомкам.

Художественные особенности лирики Тютчева определяются ее философской основой. Главной чертой его поэзии является мета­форичность в различных ее видах. Метафора, пронизывающая всю лирику Тютчева, становится основным средством выражения натур­философии поэта. В его поэзии буквально исчезают барьеры между природным и человеческим мирами: природа живет страданиями и радостями человека, а человек включается во все явления природы. Грань между душевными волнениями лирического героя и природой исчезает и возникают удивительные по силе и красоте образы:
Дума за думой, волна за волной -
Два проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, в безбрежном ли море,
Здесь - в заключении, там - на просторе…

Так, продолжая и развивая характерную для русской поэзии тра­дицию отождествления картин природы с определенным настроени­ем или состоянием человеческой души, Тютчев широко использует прием образного параллелизма. Например, за беспросветной дожде­вой завесой угадываются человеческие слезы («Слезы людские, о слезы людские…»), а в стихотворении «Осенний вечер» поэт сравни­вает увядающую природу с измученной человеческой душой:
Ущерб, изнеможенье - и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.

Стремясь передать болезненную красоту осени, он использует оригинальные эмоциональные эпитеты: «зловещий блеск и пестро­та дерев», «грустно-сиротеющая земля». Даже такой давний и хо­рошо известный прием, как олицетворение, в лирике Тютчева тоже меняется и приобретает неповторимые черты: он становится не по­этической условностью, а выражением представления поэта о при­роде как о живом существе, которое мыслит, чувствует, радуется и страдает. У него «деревья радостно трепещут» и «поют» потому, что «на всем улыбка, жизнь во всем», а Зима начинает по-настоящему «злиться», видя в Весне свою соперницу.

Образы природы при этом приобретают черты мифологических образов, которые наполняют мироздание тютчевской поэзии. Поляр­ность этого мироздания требует для своего выражения антитезы, ко­торая часто используется в лирике Тютчева. Она создается противо­поставленными образами (Хаос - Космос) и словами-антонимами: день - ночь, мрачный - светлый, угрюмый - веселый.

Еще одну особенность поэзии Тютчева подметил в свое время Некрасов, который говорил о необыкновенной способности поэта улавливать «именно те черты, по которым в воображении читателя может возникнуть и дорисовываться сама собою данная картина». Действительно, Тютчев никогда не загромождает свои стихи из­лишними подробностями, а выбирает немногие, самые характер­ные признаки. Этим достигается особая сила художественной вы­разительности. Поэту достаточно одной зорко подмеченной детали («паутины тонкий волос»), точно найденного эпитета (день «как бы хрустальный») - и уже перед глазами возникает «короткая, но дивная пора» ранней осени. При этом эпитеты, сравнения и мета­форы в поэзии Тютчева всегда неожиданны, непредсказуемы и придают пейзажам символико-философский смысл, а языку сооб­щают выразительность и живую образность, которая сочетается с лаконизмом и афористичностью поэтической речи. Лирика Тютче­ва, благодаря удивительной красоте и гармонии формы и содержа­ния, стала одним из высших достижений русской поэзии.

Лирика - род литературы, который характеризуется главным образом выражением мыслей, чувств и эмоций субъекта, тяготеет к стихотворной форме. Известному литературоведу А.Н. Веселовскому принадлежит теория, что лирика происходит от древнего обрядового хора. В большинстве лирических произведений отсутствует событийный ряд, иными словами, лирика сосредотачивается не на действиях, а на их переживании. В современном литературоведении выделяются философская лирика, гражданская, любовная, пейзажная. О первой разновидности мы поговорим подробнее.

Философская лирика

В произведениях такого рода преобладающими мотивами являются размышления о смысле жизни, о том, какое место в природе и Космосе занимает человек. Для этого жанра характерен углубленный психологизм, стремление лирического героя к самопознанию, самораскрытию. В целом прослеживается установка на метафоричность. Зачастую стихотворения строятся на основе аллегории. Философская лирика уделяет пристальное внимание вечным вопросам бытия. Подобные идеи могут подаваться как в завуалированной форме, так и открыто декларироваться автором.

Представители

Философская лирика была излюбленным жанром таких великих поэтов, как А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Ф.И. Тютчев, А.А. Фет. Рассмотрим некоторых из них в отдельности.

Стихотворения Тютчева: философская лирика

В качестве первого русского поэта, поставившего во главу угла вопросы мироустройства, литературоведы называют Тютчева. Характерно, что для его лирического героя не свойственно следование какой-либо определенной позиции, он пытается найти себя, определить свое место во Вселенной. Пантеизм, то есть обожествление природы - одна из самых ярких особенностей Все его произведения исследователи делят на три периода. В 1830 - 1860-е годы лирический герой оценивает себя как часть огромной, могущественной силы, одушевляет стихии, стремится к слиянию с ними. К концу 60-х годов нарастают мотивы усталости, смятения, безверия. Человек у Тютчева ощущает свою ничтожность, беспомощность. Однако с 1871 года поэт преодолевает эти настроения и находит в себе силы для принятия мира.

А.С. Пушкин

При анализе этого жанра следует подчеркнуть огромное место, которое занимает философская лирика Пушкина. Стихотворения его отражают все человеческие состояния: от праздной, бесшабашной юности до гармоничного расцвета зрелости. На протяжении всей жизни поэт не переставал искать ответы на основополагающие вопросы. Такие темы, как связь поколений, смена эпох, роль творца в обществе проходят через все его творчество. В ранних философских стихотворениях Пушкина заметно сильное влияние Батюшкова: наслаждение жизнью, эпикурейство, все удовольствия молодости - вот то, ради чего стоит жить. Однако уже через несколько лет происходит перелом. Байрон и Наполеон - вот новые кумиры юноши. Закономерно, что в стихах отражаются его новые идеалы: тщетность, бессмысленность человеческого существования, всеобъемлющее одиночество каждого человека. Тем не менее в зрелости поэту удалось обрести гармонию: смерть для него не конец, а всего лишь одно звено бесконечного цикла.

Философская лирика как жанр – всегда раздумья о смысле бытия, о ценностях человеческих, о месте человека и его предназначении в жизни.
Все эти характеристики мы не просто находим в творчестве Федора Тютчева, но, перечитывая наследие поэта, понимаем, что философская лирика Тютчева – творения величайшего мастера: по глубине, разноплановости, психологизму, метафоричности. Мастера, чье слово весомо и своевременно независимо от столетия.

Философские мотивы в лирике Тютчева

Какие бы философские мотивы в лирике Тютчева ни звучали, они всегда заставляют читателя волей-неволей вслушиваться, а затем и вдумываться в то, о чем пишет поэт. Эту особенность безошибочно распознал в свое время И.Тургенев, говоря, что любое стихотворение «начиналось мыслию, но мыслию, которая, как огненная точка, вспыхивала под влиянием глубокого чувства или сильного впечатления; вследствие этого… всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им, и сама его проникает нераздельно и неразрывно».

Тема космоса и хаоса

«Нераздельно и неразрывно» связаны между собой у поэта мир и человек, весь род человеческий и Вселенная, ведь стихотворения Тютчева основаны на понимании целостности мира, невозможной без борьбы противоположностей. Мотив космоса и хаоса, изначальной основы жизни вообще, проявления двойственности мироздания, как никакой другой, значим в его лирике.

Хаос и свет, день и ночь – о них размышляет в своих стихотворениях Тютчев, называя день «блистательным покровом», другом «человека и богов», и исцелением «души болящей», описывая ночь как обнажающую бездну «с своими страхами и мглами» в человеческой душе. В то же время, в стихотворении «О чем ты воешь, ветр ночной?», обращаясь к ветру, просит:

О, страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться!
О, бурь заснувших не буди –
Под ними хаос шевелится!

Хаос для поэта «родимый», прекрасный и притягательный, – ведь именно он часть мироздания, основа, из которой появляется свет, день, светлая сторона Космоса, снова превращающаяся в темную – и так до бесконечности, переход одного в другое вечен.

Но с новым летом – новый злак
И лист иной.
И снова будет всё, что есть,
И снова розы будут цвесть,
И терны тож, –

читаем в стихотворении «Сижу задумчив и один…»

Вечность мира и временность человека

Хаос, бездна, космос – вечны. Жизнь, как понимает ее Тютчев, конечна, существование на земле человека зыбко, да и сам человек не всегда умеет и хочет жить по законам природы. Говоря в стихотворении «Певучесть есть в морских волнах…» о полном созвучье, порядке в природе, лирик сетует на то, что свой разлад с природой мы осознаем только в «призрачной свободе».

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что, море,
И ропщет мыслящий тростник?

Человеческая душа для Тютчева – отражение порядка мироздания, в ней тот же свет и хаос, смена дня и ночи, разрушения и созидания. «Душа хотела б быть звездой…в эфире чистом и незримом…»
В стихотворении «Наш век» поэт рассуждает о том, что человек стремится к свету из черноты незнания и непонимания, а обретая его, «ропщет и бунтует», и так, мятущийся, «невыносимое он днесь выносит…»

В других строках сожалеет о пределе человеческого познания, невозможности проникновения в тайну истоков бытия:

Мы в небе скоро устаем, –
И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем

И смиряется с тем, что природа, вселенная движется дальше в своем развитии бесстрастно и безудержно,

Поочередно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной.

В небольшом стихотворении «Дума за думой, волна за волной…» Тютчев пронзительно передает воспринимаемое им «сродство природы и духа или даже их тождество»:
Дума за думой, волна за волной –
Два проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, в безбрежном ли море,
Здесь – в заключении, там – на просторе, –
Тот же всё вечный прибой и отбой,
Тот же всё призрак тревожно-пустой.

Природа как часть целого

Еще известный русский философ Семен Франк заметил, что поэзию Тютчева пронизывает космическое направление, превращая ее в философию, проявляясь в ней в первую очередь общностью и вечностью тем. Поэт, по его наблюдениям, «направлял свое внимание прямо на вечные, непреходящие начала бытия… Все служит у Тютчева предметом художественного описания не в их отдельных…проявлениях, а в их общей, непреходящей стихийной природе».

Видимо, поэтому примеры философской лирики в стихотворениях Тютчева привлекают наше внимание в первую очередь в пейзажном творчестве, радугу ли «пишет» художник слова в своих строках, «шум от стаи журавлиной», «всеобъемлющее» море, «опрометчиво-безумно» надвигающуюся грозу, «лучистую на зное» реку, «полураздетый лес» весенний день или осенний вечер. Что бы то ни было, оно всегда часть естества вселенной, неотъемлемая составляющая цепи вселенная-природа-человек. Наблюдая в стихотворении «Смотри, как на речном просторе…» за движением льдин на просторе реки, констатирует, что плывут они «к одной мете» и рано или поздно «все – безразличны, как стихия, – сольются с бездной роковой!» Картина природы вызывает размышления и о сути «человеческого Я»:

Не таково ль твое значенье,
Не такова ль судьба твоя?..

Даже, казалось бы, в совершенно простом по сути и восприятию стихотворении «В деревне», описывая привычный и невзрачный бытовой эпизод шалости пса, который «смутил покой величавый» стаи гусей и уток, автор видит неслучайность, обусловленность события. Как для разгона застоя «в ленивом стаде…нужен стал, прогресса ради, внезапный натиск роковой»,

Так современных проявлений
Смысл иногда и бестолков… –
…Иной, ты скажешь, просто лает,
А он свершает высший долг –
Он, осмысляя, развивает
Утиный и гусиный толк.

Философское звучание любовной лирики

Примеры философской лирики в стихотворениях Тютчева находим в любой теме его творчества: мощные и страстные чувства рождают у поэта философские мысли, о чем бы он ни говорил. Мотив признания и принятия невозможно узких пределов любви человека, ее ограниченности звучит в любовной лирике бесконечно. В «буйной слепости страстей мы то всего вернее губим, что сердцу нашему милей!» – восклицает поэт в стихотворении «О, как убийственно мы любим..». И в любви Тютчев видит продолжение противоборства и единения, присущее космосу, говорит об этом в «Предопределении»:

Любовь, любовь – гласит преданье –
Союз души с душой родной –
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой…

Двойственность любви просматривается в творчестве Тютчева изначально. Возвышенное чувство, «луч солнца», изобилие счастья и нежности и вместе с тем взрыв страстей, страдания, «роковая страсть», разрушающая душу и жизнь, – все это мир любви поэта, о котором он так пламенно повествует в Денисьевском цикле, в стихотворениях «Я помню время золотое…», «Я встретил вас – и все былое…», «Весна» и многих других.

Философский характер лирики Тютчева

Философский характер лирики Тютчева таков, что не просто воздействует на читателя, но и влияет на творчество поэтов и писателей совершенно разных эпох: мотивы его лирики находим в стихотворениях А.Фета, поэтов-символистов, в романах Л. Толстого и Ф. Достоевского, произведениях А.Ахматовой, О. Мандельштама, И. Бунина и Б. Пастернака, И. Бродского, Е. Исаева.

Поэт, критик, философ Д. Мережковский оценил силу слова поэта, умение кратко сказать многое о существовании мира так: Анализ философской лирики Тютчева приводит нас к убеждению, что поэт, приближаясь к «живой колеснице мирозданья», всю жизнь глубоко чувствовал «порог двойного бытия» души человека, земное, смертное и вечное космическое начало, единство миров человека и природы, и именно благодаря этому поэзия его вневременна.